Первый день Пасхи (Картинка) - Страница 2

— Господи помилуй насъ грѣшныхъ! крестится жена. Вотъ ужь и видно, что наугощался! Что ты говоришь-то? Опомнись. Нешто можно на себя эдакую невзгоду пророчить?

— Отъ слова ничего не сдѣлается, а только ежели что насчетъ мундира, такъ военный будетъ много основательнѣе: потому въ этомъ только потуда и щеголяешь, покуда деньги въ пріютъ вносишь, а не заплатилъ, и сейчасъ тебя верхнимъ концомъ да внизъ.

Загвоздкинъ останавливается передъ зеркаломъ, подбоченивается и гладитъ бороду.

— А все-таки намъ почетъ и большой почетъ, потому этому самому мундиру только трехъ классовъ до генеральскаго не хватаетъ! продолжаетъ онъ. Посмотрѣла-бы ты какъ со мной сегодня швейцары… Только и слышишь: «ваше высокородіе!» Самого генерала на лѣстницѣ встрѣтилъ…

— И христосовался?

— Троекратно сподобился. И не узналъ меня. Идетъ по лѣстницѣ, а я навстрѣчу. «Христосъ воскресъ», говорю, «ваше превосходительство!» «А, это ты, говоритъ, Ивановъ?» «Никакъ нѣтъ-съ», говорю, «ваше превосходительство, я купецъ Загвоздкинъ». Ну, и похристосывались. Щеки такія пушистыя! Съ самимъ генераломъ, — понимаешь ты?

— Священники, Лазарь Антонычъ! докладываетъ мальчикъ.

— Дома, дома! Проси… суетится хозяинъ. Ахъ ты Господи! Есть-ли у меня еще десятирублевая бумажка для нихъ?

Между тѣмъ священники, держа лѣвыя руки на желудкахъ, входятъ уже въ комнату. Сзади слѣдуетъ дьяконъ, откашливаясь басомъ и расправляя руками волосы на головѣ, а за дьякономъ вваливаются дьячки. Начинается пѣніе. Въ дверяхъ показываются «молодцы» и начинаютъ «подтягивать». Послѣ общаго христосованья духовенство присаживается. Идетъ разговоръ о заутрени. Дьячки тяготѣютъ къ закускѣ. — Отецъ протоіерей, винца пожалуйте, ветчинки… предлагаетъ хозяйка.

— Ни Боже мой! Былое дѣло! Сами знаете, вездѣ клюешь. Я не запомню когда я и обѣдалъ въ этотъ день.

— Нельзя, нельзя… говоритъ хозяинъ и тянетъ къ закускѣ.

Священники жестомъ показываютъ, что они сыты по горло. Дьяконъ меланхолически выпиваетъ стаканъ хересу. Хозяинъ подходитъ къ дьячкамъ.

— Ну, а вы, виночерпіи? Валите! Чего зѣваете-то? Вотъ и я съ вами.

— Мы-то можемъ, отвѣчаютъ дьячки и торопливо глотаютъ водку.

Протоіерей косится на нихъ и говоритъ:

— А у насъ сегодня во время литургіи воробей въ куполъ влетѣлъ.

— Это къ радости, замѣчаетъ хозяйка. Батюшка, да вы-бы хоть кусочекъ ветчинки…

— Три дня, отецъ протоіерей, славить-то ходите? спрашиваетъ у священника хозяинъ.

— Три дня… ходимъ и на четвертый, но уже въ разбродъ и по низамъ. Мелочная лавка идетъ, кислощейное заведеніе, табашная и все эдакое… Однако пора!

Священники начинаютъ уходить. Въ рукахъ протоіерея шуршитъ красненькая бумажка и опускается въ широкій карманъ. Дьячки пропускаютъ священниковъ впередъ и наскоро глотаютъ по рюмкѣ хересу.

— Ну, слава Богу, это ужь кажется послѣдніе! говоритъ хозяинъ.

— Съ подворья еще не были, да съ Васильевскаго острова, отвѣчаетъ жена.

— Пѣвчіе! пѣвчіе! Въ трехъ каретахъ подъѣхали! восклицаютъ глядѣвшія въ окошко дочери и обтираютъ губы.

Топая сапогами, сморкаясь и кашляя, въ дверяхъ показываются пѣвчіе въ кафтанахъ и строятся.

— Лазарю Антонычу! говоритъ регентъ, подходя къ хозяину. Какую «Ангелъ вопіяше», прикажете?

— А ту, что сначала на дискантахъ, а потомъ басы, — знаешь, эдакъ въ разсыпную.

Регентъ кусаетъ камертонъ и задаетъ тонъ.

— Ванюшка! Выплюнь, шельмецъ, изо рта булку! Развѣ можно въ одно время и ѣсть и пѣть! кричитъ онъ на дисканта и тыкаетъ его въ щеку каммертономъ.

Дискантъ выплевываетъ ѣду въ руку. Начинается пѣніе. Басы, чтобъ угодить хозяину, ревутъ такъ, что даже стекла дрожатъ. Кончили. Общее христосованье. Раздается такое чмоканье, что будь тутъ лошади, навѣрное тронулись бы съ мѣста, принявъ это за понуканіе.

— Господа пѣвчіе! Выпить да закусить пожалуйте! Ветчинки вотъ… предлагаетъ хозяйка.

Отказа не послѣдуетъ. Пѣвчіе, какъ саранча, накидываются на водку, на вино и даже на ветчину.

— Мальчишки, легче! На ѣду не очень накидываться! кричитъ регентъ. Заболите завтра, такъ отъ васъ убытокъ. Намъ еще въ шестнадцать мѣстъ визиты…

— Вытекло! Скудель пуста бо есть! возглашаетъ какой-то басъ и подымаетъ пустой графинъ.

— Дольемъ! Дольемъ! откликается хозяинъ. Настасья! Сашенька! Тащите сюда ведерную-то…

— Хозяинъ, съ вашей милостью! Безъ хозяина нельзя! Укажите путь скользкій!

— Я съ господиномъ регентомъ… А впрочемъ пожалуй… Серафимочка, вели откупорить пару хересу!

Къ Серафимочкѣ между тѣмъ подсѣлъ бѣлокурый теноръ и, прожевывая кусокъ, читаетъ какіе-то чувствительные стихи.

— Мнѣ за голосъ дьяконицкое мѣсто обѣщали, говоритъ онъ ей, — но я намѣренъ отказаться, такъ какъ думаю на свѣтской барышнѣ жениться и свой хоръ воздвигнуть.

— Вы и на гитарѣ играете?

— И на гитарѣ и на скрипкѣ…

Закуска раздрызгана. На столѣ стоитъ четвертная бутыль. Скатерть залита. На полу пятна. Кто-то изъ пѣвчихъ икаетъ. Мальчишки щиплютъ другъ друга. Регентъ даетъ имъ щелчки.

— Хорошій басъ ежели… — разсказываетъ молодцу пѣвчій, — такъ-тотъ крикнетъ въ рюмку, и рюмка пополамъ…

— Господа пѣвчіе, сдѣлайте милость, пропойте свѣтскую, веселенькую!… упрашиваетъ хозяинъ и уже слегка пошатывается…

— Ветчинки-то, господа! взвизгиваетъ среди общаго говора хозяйка.

Пѣвчіе группируются и начинаютъ пѣть «во лузяхъ». Слѣдомъ идетъ «солнце на закатѣ». Хозяинъ до того входитъ въ экстазъ, что выхватываетъ изъ ноженъ шпагу и начинаетъ ею дирижировать хоромъ.